Где Находилась Больница 6 Чернобыльцы

Неудобные тайны Чернобыля: все, кого лечили в Москве; умерли, а все, кто попал в Киевскую клинику; выжили, благодаря одному человеку

Эту историю рассказал сайт “Ukrainian People” со ссылкой на воспоминания, которыми поделилась в сети пользователь Лала Тарапакина, которая обожает разматывать клубки и сопоставлять истории. Например, старое забытое интервью с Анной Губаревой, онкологом Киевского института радиологии и онкологии, которая принимала первых ликвидаторов, завели ее в множество поисковых запросов и многочисленных показаний.

Известно, что первых ликвидаторов из пожарных доставили на самолете в Москву, в шестую клиническую больницу. Известно, что мест в Москве хватило не всем. 13 пожарным повезло — они могли получить инновационное лечение от американского доктора Гейла, который должен был спасать героев Чернобыля по своей новой прогрессивной методике. 11 пожарным повезло меньше — их привезли в киевский институт радиологии и онкологии, к главному радиологу Украины, Леониду Киндзельскому.

В 1986 году киевские радиологи не могли вступать в открытые конфликты с московскими. Но Киндзельський все равно делал свое — после диагностирования, кроме гамма-облучения, еще альфа и бета, он применил диаметрально другой метод лечения: подсаживал донорский костный мозг внутривенно, НЕ убивая собственный костный мозг ребят.

Леонид Киндзельський был человеком с характером. Несмотря на настойчивые рекомендации московских коллег, он открыто отказался использовать этот метод: профессора смутило, что лечение острой лучевой болезни полностью совпадает с лечением острого лейкоза после лучевой терапии.

Фотография сделана в 1986 году в Киеве в Национальном институте рака. Пациенты, получившие очень большие дозы облучения на ЧАЭС, сфотографировались с медиками, которые их лечили. Крайний слева во втором ряду — профессор Леонид Киндзельський

Где В Москве Лечили Чернобыльцев 6 Больница

Немаловажным является и тот факт, что 6 Городская клиническая больница предлагает довольно высокий уровень профессиональной диагностики и лечения, ведь здесь работают врачи с высокими достижениями в своей области: два доктора наук, 14 кандидатов медицинских наук, 72 врача имеют высшую и первую квалификационную категорию.

Вопросы неудовлетворительного медицинского обслуживания ГПВР в ГП №220 неоднократно обсуждались на встречах с главным врачом ГП №220 г-жой Шастиной В.Р. и в Департаменте здравоохранения г. Москвы, по результатам которых в августе 2012г. Департаментом здравоохранения г.Москвы была проведена проверка, документально подтвердившая перечисленные факты нарушений.Однако, главным врачом ГП №220 реальных мер, направленных на улучшение ситуации, предпринято не было, нарушения законодательства продолжаются.

В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила ее за халат, когда она выходила из машины:

С течением времени проводились реконструкции зданий и достраивались дополнительные корпуса, но без сильного вмешательства в архитектуру главного здания. Все отделения отличаются повышенным уровнем комфорта и оснащены современным диагностическим оборудованием.

Другие жены тоже приезжали, но их уже не пустили. Были со мной их мамы… Мама Володи Правика все время просила Бога: «Возьми лучше меня». Американский профессор, доктор Гейл… Это он делал операцию по пересадке костного мозга… Утешал меня: надежда есть, маленькая, но есть. Такой могучий организм, такой сильный парень! Вызвали всех его родственников. Две сестры приехали из Беларуси, брат из Ленинграда, там служил. Младшая Наташа, ей было четырнадцать лет, очень плакала и боялась. Но ее костный мозг подошел лучше всех… (Замолкает.) Я уже могу об этом рассказывать… Раньше не могла… Я десять лет молчала… Десять лет. (Замолкает.)

Аварии случались и ранее, радиационная медицина развивалась, мы уже владели большим опытом и определенными навыками по диагностике, лечению, сортировке, прогнозу тяжести. Но одновременно такое количество пострадавших с одинаковыми видами воздействия (бета и гамма излучение) – это особенность чернобыльской аварии. С профессиональной точки зрения стали лучше понимать, например, как лечить ожоги, проводить профилактику инфекционных осложнений, все это дало большие уроки. Подтвердилось, в частности, что успешно лечить крайне тяжелые радиационные ожоги небольшой площади можно только пересадкой собственной кожи пациента (лоскуты на сосудистой ножке). А пересадку костного мозга нужно делать только при такой большой дозе облучения, после которой он сам не способен восстановиться (более 800-1000 бэр).

Знаю несколько человек, выживших после сильного облучения и умерших через много лет по причинам, не связанным с радиацией. У детей, которые были в зоне заражения, статистически подтверждено увеличение заболеваемости опухолевыми заболеваниями щитовидной железы. Кроме того, у лиц, получивших большую дозу облучения (100 и более бэр), перенесших лучевую болезнь и получивших лучевые ожоги, увеличено количество злокачественных заболеваний крови и рака кожи в области поражения.

В острый период, когда снижаются лейкоциты, человек беспомощен перед инфекцией. Мы проводили хорошую профилактику инфекционных осложнений и кровотечений, поэтому от них практически никто не умер. Умирали те, кто получил дозы облучения, после которых уже не восстанавливаются ни костный мозг, ни кожные покровы (с большой площадью и тяжестью лучевых ожогов).

Когда персонал шел в палату к загрязненным радиацией больным, надевали спецодежду, перчатки, фартуки, маски. При выходе также проводилась обработка одежды, рук. Ограничивалось время пребывания персонала в зоне повышения радиоактивности. Никто из персонала лучевой болезнью не заболел.

Лечение проходило в зависимости от выраженности лучевых ожогов и степени тяжести лучевой болезни. Во время агранулоцитоза, когда снижаются основные показатели периферической крови (мало лейкоцитов и тромбоцитов), больные для защиты от инфекции должны находиться в асептических условиях – это стерильные палаты с ультрафиолетовым обеззараживанием воздуха, а при их лечении применяли системные антибиотики. Снижение тромбоцитов приводит к повышенной кровоточивости, поэтому при необходимости пациентам переливалась тромбомасса.

Комбинат «Маяк» был основным атомным объектом, на котором создавалось ядерное могущество страны. Рекордная скорость строительства первого промышленного атомного реактора достигалась в ущерб радиационной безопасности работников и населения. В результате сброса радиоактивных отходов комбината в речную систему Теча-Исеть в 1949-1952 годах радиоактивному воздействию подверглись 124 тысячи человек. Тепловой взрыв одной из ёмкостей на территории комбината в 1957 году и предшествующие несанкционированные сбросы радиоактивных отходов в реки региона привели к сильному радиоактивному загрязнению речной системы и облучению жителей прибрежных населённых пунктов. В 1968 году для мониторинга отдалённых последствий радиационного воздействия был создан регистр лиц, проживающих в регионе. Для проведения научных исследований и оказания медицинской помощи пострадавшим в Челябинск вылетали сотрудники Института биофизики, а после аварии для выполнения этой работы был создан филиал Института биофизики.

Задолго до Чернобыльской аварии врачи клинического отдела изучили влияние радиации на жизнь и здоровье человека. Были опубликованы пособия и монографии, в которых был сконцентрирован многолетний опыт отдела в определении неврологических симптомов острой лучевой болезни, определении содержания радиоактивных веществ в организме, организации медицинской помощи и медицинской сортировки пострадавших при аварийных ситуациях. Эти труды до сих пор являются настольными книгами специалистов в области радиационной медицины.

В 1955 году в институте был создан первый высокоэффективный одноразовый респиратор ШБ-1 «Лепесток». Применявшиеся до этого респираторы с картонными фильтрами и тяжелыми резиновыми полумасками были неудобны и малоэффективны, а из-за высокого сопротивления дыханию в них было невозможно долго работать. На радиохимических заводах респираторы использовались как одноразовые, поскольку не поддавались дезактивации. ШБ-1 «Лепесток» обладал высокими защитными и физиолого-гигиеническими показателями и приемлемой для одноразового использования себестоимостью. За более чем полвека на основе исходной модели было разработано несколько вариантов респиратора типа «Лепесток».

Клинический отдел занимал два этажа Клинической больницы №6. Когда масштаб поступления пострадавших стал ясен, всех пациентов переместили в другие лечебные заведения, чтобы освободить место для чернобыльцев. Клиника полностью перешла в режим работы фронтового госпиталя. Отделение реанимации и интенсивной терапии и отделение с асептическими палатами были выделены для пострадавших с лучевыми ожогами. В палатах установили источники ультрафиолетового излучения для стерилизации воздуха, полы покрыли полихлорвиниловой пленкой. Из аптеки больницы извлекли аварийные запасы медикаментов, а институт передал больнице всю дозиметрическую аппаратуру и средства индивидуальной защиты. В здании лаборатории счётчиков излучения человека рядом с больницей были сосредоточены СИЧи высокой чувствительности, позволяющие измерять содержание в теле человека гамма-активных радионуклидов.

Учёные Института биофизики организовали индивидуальный дозиметрический контроль на ЧАЭС. Они привезли с собой более 6 000 индивидуальных дозиметров ИКС и раздали их каждому, кто проводил работы по ликвидации последствий аварии на самых опасных участках. Измерения полей гамма-радиации вблизи АЭС свидетельствовали о крайне неблагоприятной обстановке.

Кожа как капроновый чулок соскакивала»: Чернобыльская авария – глазами врачей, ликвидаторов и местных жителей

«Радиоактивному загрязнению подверглись 1 миллион 660 тысяч гектаров сельскохозяйственных земель. Это порядка 20% земель на 1986 год. Выпали два нуклида. Это Цезий-137 и Стронций-90. Цезий – период полураспада 30 лет. Стронций – 29 лет», – уточняет заместитель директора Института почвоведения и агрохимии Национальной академии наук Республики Беларусь Николай Цыбулько.

Из 190 тонн ядерного топлива 171 тонну выбросило взрывом наружу. Крыша станции была усыпана обломками реактора. Уровень радиации – 10 тысяч рентген в час. При безопасном – 50 микрорентген. Радиоактивное облако накрыло несколько областей Советского Союза: это Киевская, Гомельская, Могилевская, Брянская, Калужская, Орловская, Тульская области. В радиусе 30 километров от станции была объявлена зона отчуждения – 2 600 квадратных километров. В результате аварии навсегда лишились своих домов около 140 тысяч человек. Больше всего пострадала Беларусь.

«Я помню, нам всем выдали голубенькие курточки, цветочки какие-то, и мы потащились на эту демонстрацию. Всем нашим классом, мне было 11 лет. Пришел мой папусик и сказал, что члены политбюро поувозили своих детей… Кто-то ему сказал, что случилась страшная авария», – вспоминает те дни актриса.

«Уже в июле техника была отправлена в Чернобыль. С июля по декабрь было расчищено порядка 2500 квадратных метров грунта. Там, где излучение было на запредельных характеристиках», – рассказывает генеральный директор АО НИИ «Траснмаш» концерна Уралвагонзавод Антон Свиридов.

«И российские, и международные специалисты пришли к выводу: да, вина операторов есть, но такой тип реакторов в определенных условиях можно ввести в нестабильные параметры работы. Непосредственное начало аварии – нажатие кнопки аварийной защиты, после которой реактор должен был остановиться, а он начал разгоняться», – объясняет профессор РАН Андрей Ширяев.

— После того, как был выписан последний больной, в карточке которого было написано « здоров», мы вернулись к прежней работе. Стали отделением системных опухолевых заболеваний, как были до того. Продолжали лечить больных лимфомами. Особо ничего не знали. Потом посчитали себя на гамма-камере. Нам говорили, не смертельно, но мы «щелкали» больше, чем остальные жители Киева.

Вам будет интересно ==>  Выплата на иждивенца военному пенсионерам в 2022

Потом приехал Гейл ( доктор Роберт Питер Гейл из Америки в то время принимал активное участие в лечении больных острой лучевой болезнью после Чернобыля). Он начал убивать костный мозг этих больных и подсаживать им чужой. Ошибка была в том, что для того, чтобы трансплантировать чужой костный мозг, нужно 36 параметров, и чтобы хотя бы по 18-ти из них они ( костный мозг донора и реципиента) совпадали. А там было 5−6 [параметров]. Естественно, он не приживался.

Все засекретилось 5 мая, когда к нам в отделение явились серые пиджачки и запретили работникам АЭС рассказывать, что там произошло. Нам же надо было знать, что произошло, чтобы понимать, какие предпринимать меры. Но работники замолчали и перепугались. Однако они пострадали меньше всего.

— Атомная станция продолжала работать, приехали московские ученые и сказали, что, да, доза радиации невысокая, поэтому пусть Киндзельский тут не выдумывает, все это ерунда, никакой опасности нет, Украина не пострадала, и для украинцев, мол, даже полезны малые дозы радиации.

Измеряли уровень радиации — он был высокий у всех, но некоторые отказывались ехать. Обычно проявления острой лучевой болезни проходят через несколько часов. Исчезают все признаки, человек чувствует себя бодрым и веселым. Кто-то отказался ехать, кто-то поехал потому, что испугался, хоть ничего и не волновало.

Засекреченные тайны Чернобыля: Все, кого лечили в Москве; умерли

Обожаю разматывать клубки и сопоставлять истории. Например, старенькое забытое интервью с Анной Губаревой, онкологом Киевского института радиологии и онкологии, принимавшей первых ликвидаторов, завело меня в тьмутаракань поисковых запросов и многочисленных свидетельств.

Леонид Киндзельский был мужик с характером. Несмотря на настоятельные рекомендации московских коллег, он открыто отказался использовать этот метод: профессора смутило, что лечение острой лучевой болезни полностью совпадает с лечением острого лейкоза после лучевой терапии.

Где Находилась Больница 6 Чернобыльцы

Поначалу эвакуированных отселяли в близлежащие сёла и деревни, которые не попали под удар аварии. В случае Припяти представители руководства города, организовавшие эвакуацию и оставшиеся с эвакуированными, старались выполнить все свои организационные задачи, которые ставила ситуация.

Пациенты умирали до 31 июля. Их похоронили на Митинском кладбище в Москве. Было создано групповое захоронение, возле которого был организован монумент. Тела укутывали в полиэтилен, клали в деревянные гробы, которые затем укутывали в полиэтилен, после чего запаивали в цинковые гробы. Потом могилы залили бетоном. Всего там сейчас тридцать могил. Из них три – символические. Это могила Владимира Шашенка, похороненного в Чистогаловке, Александра Лелеченко (тогда заместитель руководителя электрического цеха, он сбежал из припятской медсанчасти, чтобы помогать в ликвидации. В результате получил огромную дозу и умер в Киевской больнице седьмого мая), похороненного в Киеве, Валерия Ходемчука.

План застройки Славутича Славутич

Много самосёлов вернулось в Чернобыль. Всё-таки, это какая-никакая, а цивилизация. Там и врачи поблизости, и пожарные, да и других людей немало. Но многие самосёлы обосновались в деревнях, достаточно сильно отдалённых от города. Поначалу их пытались выселить, но в итоге государство проиграло борьбу. Дошло до того, что единственная попытка осуществить групповое выселение силами милиции в 1989 году окончилась столкновением с расквартированной неподалёку армейской частью. А если ты кому-то проигрываешь – возглавь! Сначала СССР, а потом Украина стали снабжать их – автолавками, льготами, пенсиями, медобслуживанием. Но несмотря на эти меры, количество самосёлов, более-менее державшееся стабильно до середины нулевых, уверенно пошло на спад. По состоянию на 2009 год в ЧЗО проживало 269 человек, 129 из которых в Чернобыле, а остальные в сёлах Залесье, Ильинцы, Куповатое, Ладыжичи, Опачичи, Новые Шепеличи, Оташев, Парышев, Теремцы и Рудня-Ильинецкая. Ещё в начале 2007 года в зоне насчитывалось 314 самосёлов. В 1986 году вернулось порядка 1200 человек, ещё некоторое количество вернулось позже. Сейчас, по разным данным, их осталось около 180 человек – 80 в Чернобыле, остальные сто – в четырёх сёлах.

Он лежал уже не в обычной палате, а в специальной барокамере, за прозрачной пленкой, куда заходить не разрешалось. Там такие специальные приспособления есть, чтобы, не заходя под пленку, делать уколы, ставить катетер. Все на липучках, на замочках, и я научилась ими пользоваться. Тихонько плёнку отодвину и проберусь к нему. В конце концов возле его кровати мне поставили маленький стульчик. Ему стало так плохо, что я уже не могла отойти, ни на минуту. Звал меня постоянно: » Люся, где ты? Люсенька!» Звал и звал. Другие барокамеры, где лежали наши ребята, обслуживали солдаты, потому что штатные санитары отказались, требовали защитной одежды. Солдаты выносили судно. Протирали полы, меняли постельное белье. Полностью обслуживали. Откуда там появились солдаты? Не спрашивала. Людмила Игнатенко, цитируется по книге Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва. Хроника будущего»

Чернобыльская тетрадь

Не разбирая, где сколько радиации, промчался на машине к аварийному блоку, посмотрел подлеты к площадке. И все это без защитных средств. Растерянная администрация АЭС не сумела обеспечить ими прибывших. Все были, кто в чем приехал. Активность в волосах и на одежде к исходу суток достигла десятков миллионов распадов. »

Ночью 27 апреля сидели я, Сидоренко, Мешков и Легасов и думали, что же послужило причиной взрыва. Грешили на радиолитический водород, но потом я почему-то вдруг подумал, что взрыв был в самом реакторе. Отчего-то вот пришла такая мысль. Предполагали также, что диверсия. Что в центральном зале на привода СУЗ навесили взрывчатку и. выстрелили их из реактора. Это и привело к мысли о разгоне на мгновенных нейтронах. Тогда же, ночью 27 апреля, доложил ситуацию В. И. Долгих. Он спросил: может ли быть еще взрыв? Я сказал, что нет. Мы уже к этому времени промерили вокруг реактора интенсивность нейтронного потока. Было не более 20 нейтронов на квадратный сантимер в секунду. Со временем стало 17—18 нейтронов. Это говорило о том, что реакции как будто нет. Правда, измеряли с расстояния и сквозь бетон. Какова же была подлинная плотность нейтронов, — неизвестно. С вертолета не мерили.

В субботу 4 мая из Чернобыля прилетели Щербина, Майорец, Марьин, Семенов, Цвирко, Драч и другие члены Правительственной комиссии. В аэропорту «Внуково» их встречал спецавтобус и всех увез в 6-ю клинику, кроме М. С. Цвирко, который вызвал служебную машину и смог уехать отдельно.

Все члены комиссии были без респираторов, таблетки йодистого калия никто не выдавал. Да никто их и не спрашивал. Наука, видно, тоже не соображала в этом деле. Брюханов и местные власти были в прострации, а Щербина и многие присутствующие члены комиссии, в том числе и я, были безграмотны по части дозиметрии и ядерной физики.

Свидетельствует Ю. Н. Филимонцев — заместитель начальника Главного научно-технического управления Минэнерго СССР:
Я приехал в Припять вечером 27 апреля. С дороги сильно устал. Потолкался в горкоме, где работала Правительственная комиссия, и пошел в гостиницу спать. С собой у меня был карманный радиометр, который мне подарили на Курской АЭС перед моим отъездом на работу в Москву. Прибор хороший, с суммирующим устройством. За десять часов сна я получил один рентген. Стало быть, активность в помещении составляла сто миллирентген в час. На улице в разных местах — от пятисот миллирентген до одного рентгена в час. »

МЕДИКИ В ПЕРВЫЕ ЧАСЫ ПОСЛЕ АВАРИИ НА ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ АЭС

В ту ночь дежурство по «Скорой помощи» несли диспетчер Л. Н. Мосленцова, врач В. П. Белоконь и фельдшер А. И. Скачек. В приемном покое дежурили медсестра В. И. Кудрина и санитарка Г. И. Дедовец.
Вызов с Чернобыльской АЭС поступил вскоре после прогремевших там взрывов. Что произошло, толком не объяснили, но Скачек выехал на станцию. Вернувшись в 1 ч 35 мин в диспетчерскую с обычного вызова к больному, врач уже не застал своего коллегу и ждал от него телефонного звонка. Он раздался где-то в 1 ч 40 – 42 мин. Скачек сообщал, что есть обожженные люди и требуется врач.
Белоконь вместе с водителем А. А. Гумаровым срочно направились к станции, практически ничего не зная, что там происходит. Как потом выяснилось, в больнице не нашлось даже «лепестков», защищающих органы дыхания. За машиной врача выехали еще две «кареты», но без медработников.

Старшего фельдшера Т. А. Марчулайте вызвала ночью на работу санитарка. Где-то в 2 ч 40 мин она уже принимала в приемном покое первых пострадавших. Вот что она рассказала о работе в первые часы после аварии:
«Я увидела диспетчера «Скорой» Мосленцову. Она стояла, и слезы буквально текли из ее глаз. В отделении стоял какой-то рев. У привезенных со станции открылась сильная рвота. Им требовалась срочная помощь, а медицинских работников не хватало. Здесь уже были начальник медсанчасти В. А. Леоненко и начмед В. А. Печерица.
Удивлялась, что многие поступившие – в военном. Это были пожарные. Лицо одного было багровым, другого – наоборот, белым, как стена, у многих были обожжены лица, руки; некоторых бил озноб. Зрелище было очень тяжелым. Но приходилось работать. Я попросила, чтобы прибывающие складывали свои документы и ценные вещи на подоконник. Переписывать все это, как положено, было некому…
Из терапевтического отделения поступила просьба, чтобы никто ничего с собой не брал, даже часы – все, оказывается, уже подверглось радиоактивному заражению, как у нас говорят – «фонило».

Со станции звонил Белоконь, говорил, какие лекарства ему подвезти. Запросил йодистые препараты. Но почему их не было там, на месте?
У нас свои проблемы. Одно крыло терапевтического отделения находилось на ремонте, а остальное до конца заполнено. Тогда мы стали отправлять тех, кто лежал там до аварии, домой прямо в больничных пижамах. Ночь тогда стояла теплая.
Вся тяжесть работы по оказанию помощи поступившим поначалу легла на терапевтов Г. Н. Шиховцова, А. П. Ильясова и Л. М. Чухнова, а затем на заведующую терапевтическим отделением. Н. Ф. Мальцеву. Требовалась, конечно, подмога, и мы направили по квартирам санитарку. Но многих не оказалось дома: ведь была суббота, и люди разъехались по дачам. Помню, подошли медсестра Л. И. Кропотухина (которая, кстати, находилась в отпуске), фельдшер В. И. Новик.

В работу по обработке больных включились и наши хирурги А. М. Бень, В. В. Мироненко, травматологи М. Г. Нуриахмедов, М. И. Беличенко, хирургическая сестра М. А. Бойко. Но под утро все абсолютно вымотались. Я позвонила начмеду: «Почему больных на станции не обрабатывают? Почему их везут сюда «грязными»? Ведь там, на ЧАЭС есть санпропускник?». После этого наступила передышка минут на 30. Мы за это время успели разобрать кое-какие личные вещи поступивших. И где-то с 7.30 утра к нам стали привозить уже обработанных и переодетых больных.
В 8.00 нам пришла смена…».

У нас, правда, имелась упаковка для оказания первой помощи на случай именно радиационной аварии. В ней находились препараты для внутривенных вливаний одноразового пользования. Они тут же пошли в дело.
В приемном покое мы уже израсходовали всю одежду. Остальных больных просто заворачивали в простыни. Запомнила я и нашего лифтера В. Д. Ивыгину. Она буквально как маятник успевала туда-сюда. И свое дело делала, и еще за нянечку. Каждого больного поддержит, до места проведет.
Остался в памяти обожженный Шашенок. Он ведь был мужем нашей медсестры. Лицо такое бледно-каменное. Но когда к нему возвращалось сознание, он говорил: «Отойдите от меня. Я из реакторного, отойдите». Удивительно, он в таком состоянии еще заботился о других. Умер Володя утром в реанимации. Но больше мы никого не потеряли. Все лежали на капельницах, делалось все, что было можно.

Вам будет интересно ==>  Поправки 2022 года по ст 228 ч 2

Где Находилась Больница 6 Чернобыльцы

Когда в последние годы наши самолеты Бе-200ЧС летали для оказания помощи иностранным пожарным, далеко не все задумывались про обывательское «а зачем, там же враги!». Большинство понимало, что беда объединяет, и в борьбе со стихией порой нет ни «сторонников такого-то правительства», ни русских, молдаван или евреев (как было в большинстве подразделений Советской Армии, между прочим) — враг один для всех мирных людей, и разобщение ему только на пользу.
И хотелось бы сегодня, в 31-ую годовщину аварии на ЧАЭС, вспомнить о действиях пожарных-чернобыльцев, украинцев, белорусов, русских и не только, которые выполняли свой долг до конца, отстаивая безопасность мирного населения всей Земли.

Со стороны Правительственной комиссии мы получали очень много вводных. Порой даже нереальных. Например, поступила команда поднять с помощью механической лестницы на разрушенную крышу пожарный рукав и заливать водой раскаленное нутро реактора. Но из-за кошмарного уровня радиации люди могли работать там не более пяти минут. За это время такую операцию не выполнить. Пытались также набросить, подняв вертолетом, на горловину реактора гигантское, сваренное из трубы большого диаметра кольцо с отверстиями. К нему крепилось несколько рукавов для подачи воды. Но от ветра они начали вздыматься ввысь, словно воздушные змеи, и могли коснуться лопастей винта.

После этой более подробной (в силу большей численности звеньев) разведки Леонид Телятников распорядился собрать все подразделения и организовал два боевых участках: со стороны машинного зала (их задачей было ликвидировать огонь на кровле и в самом зале), и со стороны аппаратного отделения второй очереди АЭС (с тем, чтобы уничтожить возгорания на кровлях остальных построек и в помещениях реакторного отделения).

Естественно, что первыми удар на себя приняли те, кто, по сути, работал для этого. Работал, каждую смену ожидая не самой легкой борьбы — не потому, что «все в СССР плохо и скрывалась лучевая правда», а просто потому, что функции СВПЧ это подразумевают. Специализированная военизированная пожарная часть создается при спецобъектах или спецгородах со спецобъектами — в любой стране независимо от политического курса. Кстати, слово «военизированная» не должно вводить читателей в заблуждение, это указание на тогдашнюю принадлежность (подчинение), а не «сверхсекретность». А равно как и приставка «спец» — поверьте, это не всегда модные штуки типа «прикольные бункеры» и «почувствуй себя сталкером».

«Пожарный. Часто он первым приходит туда, где возникает опасность. Так было и в Чернобыле 26 апреля 1986 года. Мы, пожарные города Скенектади, штат Нью-Йорк, восхищены отвагой наших братьев в Чернобыле и глубоко скорбим по поводу потерь, которые они понесли. Особое братство существует между пожарными всего мира, людьми, отвечающими на зов долга с исключительным мужеством и смелостью»

Где Находилась Больница 6 Чернобыльцы

Полковник Александр Сергеевич Гудков, участник тушения пожара 23 мая 1986 г. на 4-м блоке ЧАЭС:
– Перед пожаром никаких медицинских препаратов выдано не было, и лишь через несколько часов после завершения тушения медики передали нам так называемую йодную профилактику, которая уже никакого влияния не оказала. Сразу после выхода из помещения станции по окончании тушения почувствовал себя плохо. Было сильное головокружение, тошнота, поднялась температура тела, но, несмотря на это и на то, что В.M. Максимчук, которого после пожара уложили в госпиталь, сказал мне, чтобы я тоже срочно обратился за медицинской помощью и покинул зону, сделать это не удалось. Сначала пришлось долго и нудно докладывать «высокому начальству» об обстоятельствах тушения, а затем сменяющий меня представитель 1-го управления Главка полковник Трифонов попросил задержаться, чтобы ввести его в курс дела и передать смену.
По прибытии в Москву в радиологическом отделении ЦГ МВД СССР у меня обнаружились следы сильного радиационного загрязнения ступней и участка кожи на бедре. Дозиметрический прибор просто зашкаливал, при этом доктор, осматривавший меня, посчитал, что я привез с собой обувь и брюки из Чернобыля. Проверил, и все стало ясно. Обувь и одежда чистые. Пришлось долго и нудно мыть ноги дезраствором и срезать нити на них. И немудрено, ведь тушить пришлось в полукедах. Каждый заход в зону сопровождался полной сменой одежды и обуви в санпропускнике, и перед пожаром, когда в обычном режиме приходилось ходить на станцию постоянно, в санпропускнике были только хлопчатобумажные робы и полукеды.
Затем я был направлен в реабилитационный госпиталь МВД СССР «Лунево». Так как о втором пожаре на 4-м блоке ЧАЭС говорить и фиксировать было запрещено, всем нам были поставлены не соответствовавшие действительности диагнозы. Мне, например, записали «вегетососудистую дистонию».
Так как через 2–3 недели наступило серьезное ухудшение состояния, я был переведен в Центральный госпиталь МВД СССР. Появились существенные изменения в составе крови, обнаружилось интенсивное внутреннее кровотечение, появилась слабость, повышенное потоотделение. Трудно было самостоятельно встать, постоянно тошнило, кружилась голова. Постоянно ставились капельницы с кровью, делались и различными медицинскими препаратами.
Меня возили на консультации в 6-ю радиологическую больницу, в гематологический и онкологический центры. В результате установлены: диффузный зоб, увеличение, уплотнение, наличие крупных узлов в щитовидной железе, измененный состав крови.
Положение было настолько серьезным, что ко мне, сутками находившемуся в полуобморочном состоянии, несколько раз вызывали жену, чтобы попрощаться.
Пробыв в госпитале более трех месяцев, я был выписан в пятницу, как мне объяснил мой лечащий врач, для того, чтобы не ставить вопрос о комиссовании, на 2 дня (выходные).
В эти дни, будучи дома, я, испытывая постоянную слабость, головокружение, упал и, как потом выяснилось, сломал позвоночник (компрессионный перелом).
Таким образом, я вернулся в понедельник в ЦГ с подозрением на перелом позвоночника.
Была очень большая проблема — хирурги требовали рентгеновские снимки, а терапевты и радиологи категорически возражали, утверждая, что я получил запредельную дозу облучения и дополнительные рентгеновские воздействия могут быть губительны. Все же решили сделать один снимок и подтвердили перелом.
Затем еще более двух месяцев в ЦГ МВД СССР мы проходили лечение вместе с В.М. Максимчуком. Затем реабилитация дома в течение нескольких месяцев.

Где Находилась Больница 6 Чернобыльцы

Тогда, пятнадцать лет назад, Николай страшно кричал от болей внутренних органов и кожи. Не умели в то время блокировать боль. Теперь научились. Уж слишком много накопилось в людях боли. Но ядерная боль — особенная, она нестерпима и беспощадна Она доводит до шока и потери сознания. Все тело героя-пожарного переполнила ядерная боль. И тогда кололи морфий и другие наркотики, которые на время купировали болевой синдром. Правику и его товарищам сделали внутривенную пересадку костного мозга. Внутривенно же влили экстракт печени многих эмбрионов для стимулирования кроветворения. Но. Смерть не отступала.

Была ранняя весна. Кажется, апрель. Как и сейчас в Чернобыле. Светило солнце, и в больнице было очень тико. Я заглянул к Николаю. Он лежал один в стерильной палате. Рядом с кроватью стоял столик со стерильными хирургическими инструментами, на другом столике — мази Симбезон, Вишневского, фурацилин, настойка прополиса, облепиховое масло, стерильный корнцанг с намотанной на него марлечкой. Все это для обрабатывания обнаженной кожи.

Он лежал на высокой наклонной койке Над кроватью — каркас из железных прутьев, на нем мощные лампы, чтобы не было холодно, потому что Николай лежал совсем голый. Кожа от облепихового масла стала желтоватой. Но что это. Николай. Владимир Правик. Как все поразительно страшно повторилось. Пятнадцать лет спустя — такая же палата, та же наклонная койка с железным каркасом, греющие лампы, по графику включающийся кварц.

Сердце болит о них, душа помнит. Хочется еще и еще раз увидеть этих ребят. Их мало, тех, кто в земле, но с ними ушло столько боли, столько страданий, которых хватило бы на миллионы живых. Они сконцентрировали в себе, символизируют тысячи и миллионы смертей и оставили на земле боль сурового предостережения.

Но если мужество и бесстрашие у атомных операторов после взрыва стали главной движущей силой, то у Брюханова и Фомина профессионализм и честность не сработали и после катастрофы. Их ложь в собственное спасение, попытка выдать желаемое за действительное долго еще вводили всех в заблуждение, и это стоило новых человеческих жизней.

Профессор Киндзельский выбрал иной метод лечения: внутривенно вводил в кровь стволовые клетки. В течение нескольких суток они выполняли функции костного мозга, затем умирали и выводились из организма. А тем временем собственный костный мозг больного отдыхал, выходил из криза, и человек постепенно выздоравливал.

— Да, но только до пятого мая — в этот день к нам явились «товарищи в штатском». Они обязали всех держать язык за зубами, изъяли истории болезней и другую документацию. Впрочем, пожарные не очень-то их испугались и после визита сотрудников спецслужбы говорили все, что хотели.

Говоря о героях Чернобыля (см также Авария на ЧАЭС. Первые герои Чернобыля) незаслуженно упускают еще и врачей, спасавших жизни.
Один из них — Леонид Петрович Киндзельский, который, будучи в 1986-м главным радиологом Минздрава Украины, спас множество жизней ликвидаторов и действительно вписал свое имя в историю украинской медицины прописными буквами в раздел «Врачебное мужество».

То ли в конце мая, то ли в начале июня в Киев приехал американский врач Роберт Гейл. Он тогда был известен во всем Советском Союзе — по телевидению и в газетах о нем говорили как о специалисте, приехавшем спасать чернобыльских ликвидаторов. Именно он работал с переоблученными пожарными в Москве. В Киеве Гейл посетил наш институт. Профессор Киндзельский подробно рассказал ему, как он лечит пострадавших, и о том, что методика дает положительный результат. Гость слушал профессора с явным скепсисом.

Наши пациенты поняли: если бы их отправили в Москву, то неизвестно, чем бы закончилось лечение. Они Киндзельского чуть ли не на руках стали носить, ведь он спас им жизнь. Государство «отблагодарило» Леонида Петровича тем, что сняло с должности главного радиолога УССР. На профессора начались гонения, кто-то был заинтересован его дискредитировать. Доказывали, что он не был в Чернобыльской зоне. Умер Киндзельский в 1999 году. Мы — бывшие пациенты, врачи, медсестры — лет десять подряд собирались в день смерти профессора на его могиле.

Изменения были необратимы. Людмила никогда не забудет этих дней в московской больнице. Она видела, как мужу каждый день становится всё хуже. Радиацией были поражены все органы. Цвет кожи менялся от нормального к синему, бордовому, серому, потом это было уже не тело, а одна сплошная рана. Она меняла ему постель, приподнимала на кровати и каждый раз на её руках оставались куски его кожи.

И снова Людмила всеми правдами и неправдами добилась свидания с мужем. Она была худенькой, о её беременности никто не знал. Заведующая радиологическим отделением долго расспрашивала девушку. А Людмила отчаянно врала о том, что у них с Васей двое детей, сын и дочь. Завотделением Ангелина Васильевна Гуськова поверила и позволила ей на полчаса пройти к мужу, запретив прикасаться к нему. Людмила уже тогда знала: она никуда из больницы не уйдёт, будет рядом с Васей.

Вам будет интересно ==>  Что получают при рождении за 3 ребенка в сургуте 2022год

Василий Игнатенко был родом из белорусской деревни Сперижье в Брагинском районе. Получил профессию электрика в Гомеле, работал в Бобруйске, откуда и был призван в армию. Служить ему довелось в пожарной части в Москве, а после демобилизации стал работать по специальности, полученной в армии. Работу нашёл в Припяти, всего в 40 километрах от родного села.

Когда Василий был в смене, Людмила часто смотрела в окно и любовалась супругом. Весной 1986 года они уже знали: у них скоро будет ребёнок. Мечтали, как славно заживут втроём. 27 апреля они собирались поехать с мужем к его родным, надо было помочь посадить огород. Но 26 апреля 1986 года перечеркнуло все надежды.

Заснуть она так и не смогла. Всё ждала и ждала, когда же смена вернётся в часть. В семь утра Людмиле передали: Вася в больнице. Она бежала, не разбирая дороги, но у больницы уже стояло оцепление, туда никого не пускали. Возле оцепления стояли жены и родные других пожарников, оказавшихся в больнице. Они бросались к каждой машине скорой помощи, но и к ним не пускали. Девушка разыскала знакомого врача, уговорила её пропустить на несколько минут к мужу. Он просил её уезжать, спасать ребёнка. Но как же она могла бросить его в такую минуту?!

Проблема существует, и она достаточно тяжелая, а в правовом поле – почти неразрешимая. «Председатель костромской организации «чернобыльцев» сказал, если мои детям дать инвалидность, это будет прецедент. И огромное количество таких же детей ликвидаторов ринутся получать инвалидность», – жалуется Ольга в нашем материале «Врачи не раз говорили: «На ваших детях можно диссертации защищать, ваши дети такие интересные для врачей, у них столько всего…»

Интересно, что в 30-километровой зоне отчуждения радиационное загрязнение распространяется не одинаково – есть места «чистые» – там безопасно, а есть – «грязные», где дозиметры зашкаливают и находиться нельзя. Чернобыльский священник Николай Якушин, настоятеля храма Илии Пророка – единственного на чернобыльской закрытой территории, где время от времени служат, отмечает, что его церковь – это «светлое пятно», в то время как вокруг – достаточно серьезное загрязнение.

Существует огромное множество воспоминаний людей, которые оказались в зоне аварии на Чернобыльской АЭС. Самый большой свод таких свидетельств – книга нобелевского лауреата, белорусской писательницы Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва». Кстати, именно из нее была заимствована для сценария сериала «Чернобыль» история пожарного Василия Игнатенко и его жены Людмилы (в фильме их играют актеры Джесси Бакли и Адам Нагайтис).

«Именно в Чернобыле я впервые задумался о Боге. Крестился, правда, только через несколько лет, в 1999 году, но сегодня я не сомневаюсь, что нельзя все списывать на человеческий фактор. Чернобыльская трагедия — следствие не только халатности, но и бездуховности. Патриарх Пимен в те страшные дни сказал: «Вот дьявол и воскурил себе свечку», – говорит Георгий Саовов.

Критики хвалят «Чернобыль» за детали – реквизит, костюмы, предметы быта и отсутствие той самой «развесистой клюквы», которая так часто сопровождает фильмы о Советском Союзе. Интерес к ленте повышенный, как на Западе, где о катастрофе 1986 года знают довольно мало, так и в бывших союзных республиках. Заодно растет интерес и к исторической основе сериала: за последние 30 с лишним лет память об этом событии, увы, основательно стерлась. Сегодня зону отчуждения вокруг АЭС воспринимают скорее как место для экстремального туриста и возможность для путешествия в прошлое, чем памятник одной из самых ужасных техногенных катастроф.

Почему одни ликвидаторы Чернобыля заболели и умерли, а другие здоровы

— Строительные работы шли на шести участках. Везде работали «стройбатовцы» Средмаша. Мы должны были следить за дозами, которые они накапливают. Кроме того, мы готовили данные о том, какое излучение там, где планируются новые работы, и сколько в этом месте получит человек за 1, 2, 3 часа. От этого зависело, кого туда посылать. Если послать того, кто уже набрал приличную дозу, можно вылететь в передоз. Передоз был нам запрещен категорически.

Армия, например, оказалась совершенно не готова к той работе, которая ей была поручена. Армейские дозиметры-«карандаши» (еще их название — «глазки») были сразу забракованы. Они измеряли либо слишком маленькие дозы до 200 миллирентген, либо слишком большие — до 50 рентген. По ним не рассчитаешь, когда у человека предельная доза наступит.

— Все химики знали, куда едут. Ясно было, что призыв по военной специальности. Особо никто не сопротивлялся. Кто не хотел — просто не являлся по повестке. Набор был срочный — кто пришел, тот пришел. Один не хочет, возьмут другого. Из нашего института призвали около 20 человек. Мы все его окончили один-два года назад. А всего из Москвы набрали примерно 150 человек. Мы приехали в Киев, потом нас перевезли в Чернобыль, и с начала июля наш «батальон лейтенантов» приступил к службе (народ подъезжал не одновременно, а по частям).

Интервью, которое Сергей дал нашей газете, подробно описывает внутреннюю «кухню» ликвидации последствий ядерного выброса. Как были организованы работы и быт на станции, какие меры принимались, чтоб сохранить здоровье гражданских людей, и как наплевательски обращались с военными.

На одном совещании начальнику управления доложили, что не хватает водителей миксеров. Все, кто есть, дозы понабирали. Он сказал: скажите дозиметристам, пусть им дозы вдвое уменьшат и они дальше работают. Но фокус не прошел, восприняли как шутку. Это и было сказано как юмор. Черный, но юмор. Хотя академик Ильин в воспоминаниях пишет, что обсуждался вопрос о вводе «военной дозы» 50 рентген.

Жизнь и смерть в Чернобыле (25 фото)

Брюханов выходит во внутренний двор, где повсюду разбросаны куски графита. Над четвёртым блоком видит алое свечение. Понимания масштаба катастрофы ещё нет. Для выяснения состояния реактора нужна разведка, но подобраться к нему с земли невозможно, температура вокруг слишком высока.

Замначальника электроцеха Лелеченко приходит в сознание в больнице Припяти после капельницы. Говорит врачам, что хочет подышать уличным воздухом. В больницу уже доставлены четыре десятка пожарных и сотрудников АЭС. Выйдя на улицу, Лелеченко находит остановку вахтового автобуса, садится в него и снова едет спасать станцию.

Замначальника электрического цеха Александр Лелеченко понимает, что в непосредственной близости от пожара находятся генераторы, наполненные водородом. Электролизная находится рядом с повреждённым реактором. Лелеченко останавливает подчинённых, лично входит в электролизную и в три приёма откачивает водород из генераторов. Сняв угрозу взрыва, Лелеченко теряет сознание. Скорая увозит его в больницу.

Самолёт с комиссией приземлился в киевском аэропорту Борисполь. У трапа прилетевших встречает всё руководство Украины. Помятые костюмы, встревоженные лица. Кавалькада чёрных «Волг» и «Чаек» в сопровождении милиции выезжает в сторону Припяти. Начинает смеркаться.

Киев, Республиканский стадион. Арбитр Кузнецов даёт стартовый свисток футбольного матча двух сильнейших клубов страны: действующий чемпион СССР «Динамо» (Киев) принимает московский «Спартак». На трибунах 82 тысячи человек рассказывают друг другу про колонны автобусов, идущих «куда-то в Припять, там вроде авария какая-то».

Никто не знал, как и чем нас лечить» — воспоминания чернобыльца

– Мы обслуживали подстанцию, питавшую строительство саркофага. Из проема подвала аварийного энергоблока бил луч мощностью 70 рентген в час, – рассказывает Сергей Геннадьевич. – Держаться подальше от него по совету дозиметристов не получалось. Мы были рядом, резали трубы активного контура, чтобы физики могли установить в разрез датчики. Прибор, выставленный на 200 рентген, зашкаливало. Тройную суточную дозу запросто хватали за день. По справке, я свою норму набрал за 2,5 месяца работы. Сколько было на самом деле? Кто теперь знает.

В октябре 86-го лейтенанта запаса Сергея Корсакова призвали на военную службу в зону аварии. Это была уже не первая командировка ликвидаторов с Алтая на ЧАЭС, где с начала мая работал и полк химзащиты, что стоял под Барнаулом. Сергею повезло работать рядом с профи – атомщиками из управления строительства-605 Минсредмаша, ныне – Атомпрома, знавших о радиации больше остальных. Новичков предупредили сразу: приборы есть, но регистрируют они лишь 30% облучения. А потому доза, показанная карандашом-дозиметром, могла отличаться от реально набранной в разы. Официальным потолком считалась нагрузка в 25 рентген. Набравшего «норму» меняли другим ликвидатором.

Виктор Пешков: «Вредная доза облучения? Это странное словосочетание. Японцы, например, считают, что даже 1 элементарная частица может привести к необратимым изменениям в организме. Мы с трудом миримся с 5 рентгенами в год при прохождении флюорографии. Я за три месяца получил 25 рентген. Это то, что мне в книжку записали. «Лишки», как все потом узнали, просто не регистрировались. Математика проста. Работаешь восемь часов с фоном в полтора рентгена. Если перемножить, получается уже 12. И это за один день. И только от фона. А сколько за месяц? И от других излучений?»

30 лет назад авария на Чернобыльской АЭС не оставила следа от бравады и безмятежности жителей СССР по поводу прирученного атома. МАГАТЭ классифицировало ее 7-м, самым высоким уровнем опасности и назвало крупнейшей из техногенных катастроф. На ликвидации ее последствий побывали 2800 жителей Алтайского края.

Только ли о медицинской готовности к катастрофам надо говорить? Сергей привел сюжет старого учебного фильма «Гражданская оборона в СССР». В район аварии под Новосибирском направили группу дозиметристов. Это была легенда учений. Группа, которую снимали на камеру, не знала, что тревога учебная. Из автобуса, подъехавшего к площадке, долго никто не выходил. Через 20 минут появился не то смельчак, не то бедолага, которого просто выпихнули первым. Так действовали профессионалы. А в пекло 30 лет назад попали неподготовленные люди. Отменяет ли страх мужество? Однозначно, нет. Ликвидаторы жили на грани чувства большой страны за собой и желания скорее покинуть радиационный ад. Иные осознанно лезли на рожон, стремясь быстрее набрать максимум дозы и уехать домой…

Где Находилась Больница 6 Чернобыльцы

Указанные негативные тенденции явно противоречат ряду ранее принятых Правительством РФ и г.Москвы, Департаментом здравоохранения города Москвы, основополагающих нормативных актов (постановлений, приказов, поручений и т.д.), регламентирующих медицинское обеспечение ГПВР, оказание им лечебной и диагностической помощи, лекарственного обеспечения и обследований в расширенном объёме, аналогичном медицинскому обслуживанию инвалидов и участников ВОВ.

Невозможность предварительной записи на приём к терапевтам, как по телефонной связи, так и через терминалы предварительной записи. Вследствие указанного, попасть к врачам — узким специалистам, запись к которым предусмотрена только по рекомендации терапевта, также не представляется возможным, а на жалобы ГПВР такие специалисты рекомендуют жаловаться на действия администрации.

— разрабатываемые в стационарах и рекомендуемые для продолжения лечения в амбулаторных условиях схемы лечения в большинстве случаев не выполняются из-за отсутствия в аптечном киоске льготных лекарственных препаратов или их замены неравноценными препаратами;

ОБЩЕСТВЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ МОСКОВСКИЙ ГОРОДСКОЙ СОЮЗ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОБЪЕДИНЕНИЙ И ГРАЖДАН, ПОДВЕРГШИХСЯ ВОЗДЕЙСТВИЮ РАДИАЦИИ ВСЛЕДСТВИЕ ТЕХНОГЕННЫХ АВАРИЙ И КАТАСТРОФ «СОЮЗ «ЧЕРНОБЫЛЬ» МОСКВЫ»

Прошу Вас в рамках Соглашения о взаимодействии Правительства Москвы и РОО «Союз Чернобыль Москвы» от 26.02.2013г. №77-638 рассмотреть Резолюцию Городского собрания и принять соответствующие меры по предоставлению ГПВР в ГБУ ГП №220 качественной медицинской помощи и бесперебойному обеспечению льготными медикаментами.

Adblock
detector